Борьба за чемпионство на помосте и за пределами соревновательной арены. Присвоение высшего спортивного звания — мастер спорта международного класса. 2001 год — хорошее время, но прожить его заново я ни за что бы не согласилась.
Время рекордов: Руза — кузница чемпионов
9 февраля 2001 года мы впервые приехали на сборы в Рузу. Находится эта база в 100 км от Москвы. Каждая девочка — штангистка мечтает оказаться на моем месте, тренироваться на соседнем помосте с сильнейшими женщинами России! Занятия на сборах более эффективны, чем дома: никаких отвлечений и все условия для развития и прогресса. Соперничество придает мощную мотивацию. Атмосфера куража — бойцовский настрой. Это площадка чемпионов, где каждый вдохновлен одной целью: стать первым среди лучших.
Так выглядит усадьба Долгоруких, в которой жили члены сборной страны по тяжелой атлетике.
Фото: из архива автора.
Для меня 2001 стал удачным. Я продолжила выступать на европейской арене, выиграла все соревнования.
14 марта 2001 года: «Сборы в Рузе. Сегодня мой день рождения и две большие тренировки. На вечерней первый раз толкнула 80 кг. Это самое лучшее завершение дня!».
Через 2 недели толкнула этот вес второй раз, но уже в Липецке, на всероссийских соревнованиях Мин образования. Это был новый рекорд России до 16 лет. Через 2 месяца — следующий старт, в Курске. Добавила в каждом упражнении по 5 кг.
Значимые соревнования прошли 11 июля 2001 года (мне 15 лет). Там я выполнила норматив мастера спорта международного класса. Подняла 72,5 кг в рывке и 90 — в толчке. Эти старты были отборочными на Европу до 16 лет. Через месяц выступила в Австрии. И мне удалось победить.
Руза: легенды усадьбы Долгорукова
С этого момента Руза стала частью моей спортивной жизни. Многое об этих местах рассказывали взрослые спортсмены и тренеры, но больше всего — местные старушки. С ними я встречалась на воскресных и праздничных службах в церкви. Наша тренировочная база — старая фамильная усадьба князя Долгорукова. Построена в 1770-е годы. Церковь возведена одновременно с дворцом и освящена во имя Трех Святителей.
От княжеского сада остались огромные липы и ели, от парадных ворот — полуразваленные столбы. Около церкви сохранились могильные плиты, судя по рассказам — захоронения последних монахов. Однажды услышала из разговора прихожанок: от церквушки до барского дома есть тайный подземный ход.
Интересовалась у местных — никто о нем не знал. А еще говорят: давно на территории усадьбы была то ли школа для девочек, то ли детский интернат. После того как там нашли по одной версии утонувшую, по другой — повешенную малютку, приют закрыли. Спустя какое-то время это место стало спортивно — тренировочной базой. Много невероятных и противоречивых историй можно услышать об усадьбе Долгорукова, но никто не знает, какие из них правда.
Кадры из кинофильма "Му-му", который снимали в усадьбе в конце 90-х.
Фото: из архива автора.
В конце 90-х годов здесь проходили съемки фильма «Му-му». Потом временные постройки снесли. На память оставили только беседку. В ней каждый вечер вся команда собиралась на построение. Первый этаж с отреставрированным богатым убранством, лепниной, камином, бархатными обоями остался нетронутым, почти как в фильме.
Мрачная жизнь барского дома
Тренеров и спортсменок, которые уже выступили на взрослых международных соревнованиях, селили во флигеля — отдельные маленькие домики. Мне тоже не терпелось попасть туда. Но сначала нужно было стать сильнее и пережить непростой период в барском доме.
Этот старый дворец вызывал восторг только у тех, кто не был в его стенах. Со стороны — величественный, а внутри — жуткий. Уже с первых минут мне было не по душе находиться там. Близко поставленные кровати, убогая мебель с оторванными дверцами и разбросанными вещами. На полукруглых обветшалых окнах — куски ажурного тюля. В комнатах — холодно и сыро. Даже обогреватели не спасали.
Селили в барский вместе: и тех, кто приехал первый раз, и тех, кто давно уже на сборах, маленьких девочек и постарше. Вечерами рассказывали мрачные истории. Никогда бы не решилась остаться там одна. Успокаивало, что в здании всегда был кто-то из взрослых.
Самое страшное — это проснуться ночью. Чего только не мерещилось! Вдруг открывались уцелевшие дверцы шкафчиков или гремели стеклянные пузырьки. Вольготно бродили по комнате надуманные призраки или тени качающихся веток за окном. Все это сопровождалось непонятными шорохами и скрипами. Убеждала себя: дверка была плохо прижата, поэтому и открылась, а небольшое землетрясение зашевелило близко поставленные флакончики. Шорох — от мышей. Их я тоже побаивалась, но пусть лучше это будут они…
Дорога до туалета — целое испытание! Нужно пройти мимо лестницы, ведущей на первый этаж. Там никто не жил, но странные звуки убеждали в другом. Чтобы не справить нужду раньше времени, поторапливалась и не прислушивалась. Даже днем ходила по этому маршруту с кем-нибудь. Толпой собирались в туалет и ждали друг друга.
Со старшими девочками было труднее, приходилось торопиться.
Связь с миром
Выезжать в город было проблематично. Остановка есть, но автобус — только рано утром и вечером. Такси — слишком дорогое. Магазинов в деревне нет.
Если нужно что-то купить, девочки давали список и деньги той, кто едет или тренеру. За весь 2001 год я выезжала в город один раз. И то потому, что нужно было сфотографироваться для визы. Это был самый настоящий праздничный день. У всех было немного времени погулять. Мы с папой пошли в переговорный пункт на почту - позвонить домой. Ни сотовых, ни Интернета тогда ни у кого не было. С мамой у нас был уговор: в четверг в 9 вечера она звонила по номеру базы. Телефон стоял в коридоре административного здания. Это была единственная связь с домом для всех девочек.
Тренировки над могилами и музыка на амвоне
Трудно представить, но в девяностые годы сборная по тяжелой атлетике тренировалась… в церкви. В ее стенах гремела железная штанга, а с амвона — места, предназначенного для чтения Священного писания и пения, орал магнитофон. Только через время на базе построили зал, а деревенский приход вновь стал местом для молитв. Когда начали ремонтировать и разбирать полы, оказалось: под помостами, на которых тренировались спортсмены, все это время были склепы с телами. Эта церковь была усыпальницей рода Долгоруких, и сам основатель Москвы тоже похоронен там.
Многие уже взрослые спортсмены негодовали: дома все было хорошо, но стоило приехать на эту базу — одолевали травмы. Невозможно было тренироваться.
В церкви долгое время тренировались тяжелоатлеты.
Фото: из архива автора.
Теперь, как и положено, каждый воскресный и праздничный день в церкви идут службы. Приезжают паломники и туристы, приходят деревенские жители и спортсмены. Помолиться и поставить свечу.
Неспортивная борьба
Сразу после австрийских соревнований старший тренер сказал, что я еду на Европу до 20 лет. Она через две недели! Для тяжелоатлетов это очень маленький срок для восстановления. Два важных старта за такой период — серьезное физическое и психологическое испытание. Более того, я отлично понимала, что меня выставят в одной категории с опытной российской спортсменкой, вице-чемпионкой первенства Европы и России. Мы уже сталкивались с ней на одном соревновательном помосте, вместе тренировались и жили на сборах в Рузе.
Иногда противостояние спортсменов начинается до соревнований. Женский коллектив — это вообще отдельная тема. Жизнь в барском доме была для меня хорошей школой. Там я научилась выдержке. По соседству были спортсменки матерые, возмужалые, опытные в спорте и в «наведении порядка». Не только в команде, но и в комнате.
«Прихожу сегодня с тренировки. Боже, опять она! Сидит на моей кровати. Страшно — жуть! В руках раскладной ножик. На полу маленькая лужица крови. Режет себе руки. Сидит и режет себе руки. На моей кровати. Тем самым ножичком», — есть у меня такая запись в дневниках.
С ним постоянно подходила ко мне сзади и подставляла к спине. Не нравилась я. Она так и говорит: «Не нравишься ты мне, Шаинова». Почему? Не из их компании. Тихая и всегда молчала. Папина дочка. И поднимала много. Непростительно. Как ком в горле.
Она отлично понимала, что очень скоро на помосте я надеру задницу ее любимой подружке. Не могла простить, что я не послушалась ее указаний: не помыла туалеты и раковины. В тот день я просто ушла из барского дома до самого вечера. Она вымазала постель, зачем-тонасыпала соли, кидала в меня грязные ботинки.
Мне нужно было ответить, дать отпор. В тот момент успокаивала себя, ждала подходящего времени и места… Это случилось 5 сентября 2001 года. В день выступления на первенстве Европы до 20 лет в шведском городе Кальмаре. В зале мне так четко вспомнились все пережитые истории! Не было ни злости, ни страха, только собранность и уверенность в своих силах, ведь самое тяжелое я уже пережила.
Швеция: дать отпор на помосте
Это были мои последние соревнования в весовой категории до 48 кг. Собственный вес совсем не сбавлялся. Я мечтала о шоколадке, стакане воды и всерьез задумывалась о короткой стрижке. Если бы понадобилось — обрезала бы свою косу прямо там, около весов. Но все обошлось. Взвесилась — 47,930. 
Помню, как пошла с отцом в столовую. Я там не была уже сутки. Общий стол, можно брать сколько угодно. Жалко, из сладкого — ничего, кроме сока. Но плитка «Аленки» в рюкзаке уже давно дожидалась своего часа. Обычно перед выступлениями у спортсменов нет аппетита. У меня в тот день все было по-другому. Хорошо поела, полежала в разминочном зале. Никакого мандража и сомнений. На разминке чувствовала себя хорошо. В рывке в третьей попытке не удержала важный вес — 75 кг. Была вторая после нашей российской спортсменки. В толчке отработала на все подходы удачно, в последнем подняла новый рекорд Европы среди юниорок — 92,5 и выиграла чемпионат.
Проверка на силу рук
Я рвалась домой. Соскучилась по родным. Устала от сборов. Но по требованию главного тренера обязана была приехать на сборы. Буквально через пару недель мы с отцом вновь были в Рузе.
«Суббота. День парной. Ненавижу. Потому что страшно. Вот опять: что-то затевает. Пока они в сауне, иду в душ. Не успела: выходит и хватает меня. Рядом бассейн. Обычно без воды. А это зачем-то кто-то налил. Там никогда никто не купался, потому что вода в Рузе ржавая и вонючая. Придумала новую забаву: сбросить меня туда. Я не умею плавать.
Панически боюсь глубины после того, как в детстве чуть не утонула в Кубани. С тех пор не заходила в воду выше колен. И сейчас она меня тащит к этому бассейну. Она в разы сильнее меня. Но мой страх больше. Рядом старая кушетка с тазиками. Хватаюсь за нее. Не знаю, сколько по времени длится эта борьба. По моим расчетам — целую вечность. Ни одна из девочек не заступилась. Боятся: странная она. Все стоят и смотрят. А я не сдаюсь. До последнего. До тех пор, пока не отпустит… Наконец-то она ушла. Я сполоснула руки, быстро оделась, спрятала пальцы в полотенце и побрела в лес. Погулять»…
Потом были тренировки на силу воли: даже от надавливания пустого грифа пальцы сводило от боли. Я настолько сильно держалась за кушетку, что наполовину содрала ногти.
Спасение: мостик в лес и школьный учебник
Чтобы меньше находиться в барском доме, уходила гулять. С книгами, тетрадкой, иногда с одеялом. После тренировочного шума хотелось побыть одной, в тишине. Природа — лучший лекарь от хворей и усталости. Труднее всего находиться в Волынщине зимой. Далеко не уйдешь: снег по колено.
Невозможно отклониться от прочищенных дорожек дальше чем на несколько шагов. Иногда оставалась в раздевалке зала, а если была открыта сауна, шла туда. И там и там удобно: есть стол, лавочки и даже чайник! В теплое время на базе особенно хорошо. Лес, водохранилище, мостик на другой островок. Со временем появились любимые места. Как бы ни было мрачно на душе, достаточно выйти на улицу — и все становилось светлым: мысли, надежды, мир.
Здесь я любила спасаться от жестких методов неспортивной борьбы.
Фото: из архива автора.
К тому же у меня были уроки: в девятом классе перевелась на свободное посещение. Учеба — спасение от дурных мыслей. Вместо переживания обиды или горести приходилось разбираться с хордовыми и зубрить линейные неравенства. Чтобы успеть на соревнования и сборы, выпускные экзамены сдала экстерном.
Конец декабря 2001 года: «Это чертовски тяжело! За один год — восемь сборов. И все в Рузе. Каждый день — одно и то же. Ужасно хочется домой. А если и тренировки не идут — вообще паршиво. Это самое обидное».
Я могу уйти из барского дома. Смолчать. Не есть вдоволь до соревнований несколько суток. В столовой мечтать о домашней еде. Не спать ночами в барском доме от страха. Сама идти к могилкам около церкви.
Единственное, я не могу сдержать слез, когда ничего не получается на тренировке. Когда штанга падает, даже после тысячи попыток…
С предыдущими материалами цикла можно ознакомиться здесь, по этой ссылке, а еще вот тут.